Чтобы не потерялось
May. 1st, 2025 08:56 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mag_i_charodeyУвидела у Архангела Гавриила в телеге.
Мировая слава и хлеб-соль
Когда я была второклассницей, мы жили в маленьком ПГТ на юге советской географии.
Из детских развлечений в посёлке был Дом офицеров и хор, где дети пели про ширь родины и кустракиты надрекой.
Периодически мы выдвигались решительной хоровой свиньёй на партийные мероприятия - и там тоже пели про ширь, новь, гладь и другие достижения коммунизма.
Однажды мероприятие было торжественным настолько, что потребовался бесплатный ребенок в национальном сарафане для выноса хлеба-соли.
Из хора для этого выбрали самого тщеславного из бесплатных, то есть, меня.
Здравствуй, мировая слава, думала я.
Я рождена для того, чтобы передать соль на хлебе в делегацию, думала я.
На следующий день в белых бантах, сарафане и кокошнике за кулисами я ждала директора Дома офицеров, которая должна была выдать мне торжественный хлеб.
Задача была простая: вынести каравай под громкую музыку, вложить его в руки самому главному делегату, улыбнуться, поклониться в пол и целеустремленной походкой советского ребенка умаршировать обратно.
Но при виде меня директор Дома офицеров почему-то озадачилась и сказала гхм.
Суть озадачивания стала ясна сразу, как только мы зашли за угол, где стояло хлеб-соль.
Гхм, сказала ещё раз директор.
Гхм, сказала я.
Хлеб-соль ничего не сказало, оно и без того выглядело угрожающе.
Это был матерый многоразовый каравай, видавший ранние годы карьеры Брежнева.
Возможно, даже пивший с ним тогда водку.
Каравай был метровой высоты, шириной в четыре меня, а в твердости не уступал гранитному Ленину, что стоял на площади перед Домом офицеров.
Отщипнуть от этой неподъёмной дуры кусочек, как того требовала традиция, было возможно только при помощи слесаря, ножовки и одного трудодня.
Кому пришло в голову, что дуру должен выносить восьмилетний ребенок, я так и не узнала.
Директор смотрела на нас с караваем, и во взгляде боролись кабзда и жалость.
Она прикидывала, кто кого.
Теоретически побеждала не я, но к сожалению, найти бодибилдера в кокошнике или хотя бы ребенка покрупнее уже не позволял тайминг.
- Ну что ж… Давай попробуем поднять хлеб-соль, - мрачно сказала директриса, представляя, как меня плющит караваем и присыпает солью под торжественную музыку.
Даты жизни потом выгравируют прямо под солонкой, думала она.
А её лично премии лишат, и это самое обидное, думала она.
Но я была упряма с детства и никогда не отступала перед трудностями и углеводами.
Обняла каравай ручонками и поднатужилась во весь кокошник.
С первого раза поднять хлеб-соль не получилось.
Со второго тоже.
На третий у директрисы лопнула жалость, она приподняла дуру и хлябнула её в мои вытянутые ручонки, от чего ручонки вытянулись ещё на треть, а всю остальную меня повело вбок и немного вынесло на сцену инерцией.
Директриса поймала нас с караваем за шкирку и вернула обратно - радовать делегацию раньше времени было не положено.
Зазвучала торжественная музыка, я пошла к славе.
Шла я к ней не очень ровно, поскольку управляли мной не личные сила и воля, а брежневская хлеб-соль.
Задача попасть по нужному члену делегации сама собой сократилась до задачи донести торжественность до хотя бы любого человека на сцене.
Делегация в эти минуты переживала сложную смесь из восторга, непонимания и ужаса.
На них по непредсказуемой траектории двигалась огромная хлебная дура на тонких ножках.
По краям дуры очень страшно торчали банты и кокошник.
Господибоже, что это, думала делегация.
Только не в меня, только не в меня, думала делегация.
Хлебяная лотерея длилась недолго.
Я с облегчением врезалась в кого-то рандомного всей буханкой, он охнул от восторга и начал падать спиной назад.
Стоявший рядом попробовал словить комплект из каравая и коллеги, но тоже не смог.
Пошла цепная реакция делегатов, никто не ожидал такой веской торжественности.
Люди в зале нерешительно захлопали - это было похоже на буффонаду, а в цирке положено хлопать.
Я слишком мала для этого дерьма, глядя на уроненную хлебом делегацию, подумала я.
Вытерла дрожащие ручонки о национальный сарафан, решила, что кланяться уже нет смысла, и с высоко поднятой головой ушла за кулисы.
Больше к мировой славе меня не тянуло.
(с) Добрая Веда
Оригинал записи на Дыбре
Мировая слава и хлеб-соль
Когда я была второклассницей, мы жили в маленьком ПГТ на юге советской географии.
Из детских развлечений в посёлке был Дом офицеров и хор, где дети пели про ширь родины и кустракиты надрекой.
Периодически мы выдвигались решительной хоровой свиньёй на партийные мероприятия - и там тоже пели про ширь, новь, гладь и другие достижения коммунизма.
Однажды мероприятие было торжественным настолько, что потребовался бесплатный ребенок в национальном сарафане для выноса хлеба-соли.
Из хора для этого выбрали самого тщеславного из бесплатных, то есть, меня.
Здравствуй, мировая слава, думала я.
Я рождена для того, чтобы передать соль на хлебе в делегацию, думала я.
На следующий день в белых бантах, сарафане и кокошнике за кулисами я ждала директора Дома офицеров, которая должна была выдать мне торжественный хлеб.
Задача была простая: вынести каравай под громкую музыку, вложить его в руки самому главному делегату, улыбнуться, поклониться в пол и целеустремленной походкой советского ребенка умаршировать обратно.
Но при виде меня директор Дома офицеров почему-то озадачилась и сказала гхм.
Суть озадачивания стала ясна сразу, как только мы зашли за угол, где стояло хлеб-соль.
Гхм, сказала ещё раз директор.
Гхм, сказала я.
Хлеб-соль ничего не сказало, оно и без того выглядело угрожающе.
Это был матерый многоразовый каравай, видавший ранние годы карьеры Брежнева.
Возможно, даже пивший с ним тогда водку.
Каравай был метровой высоты, шириной в четыре меня, а в твердости не уступал гранитному Ленину, что стоял на площади перед Домом офицеров.
Отщипнуть от этой неподъёмной дуры кусочек, как того требовала традиция, было возможно только при помощи слесаря, ножовки и одного трудодня.
Кому пришло в голову, что дуру должен выносить восьмилетний ребенок, я так и не узнала.
Директор смотрела на нас с караваем, и во взгляде боролись кабзда и жалость.
Она прикидывала, кто кого.
Теоретически побеждала не я, но к сожалению, найти бодибилдера в кокошнике или хотя бы ребенка покрупнее уже не позволял тайминг.
- Ну что ж… Давай попробуем поднять хлеб-соль, - мрачно сказала директриса, представляя, как меня плющит караваем и присыпает солью под торжественную музыку.
Даты жизни потом выгравируют прямо под солонкой, думала она.
А её лично премии лишат, и это самое обидное, думала она.
Но я была упряма с детства и никогда не отступала перед трудностями и углеводами.
Обняла каравай ручонками и поднатужилась во весь кокошник.
С первого раза поднять хлеб-соль не получилось.
Со второго тоже.
На третий у директрисы лопнула жалость, она приподняла дуру и хлябнула её в мои вытянутые ручонки, от чего ручонки вытянулись ещё на треть, а всю остальную меня повело вбок и немного вынесло на сцену инерцией.
Директриса поймала нас с караваем за шкирку и вернула обратно - радовать делегацию раньше времени было не положено.
Зазвучала торжественная музыка, я пошла к славе.
Шла я к ней не очень ровно, поскольку управляли мной не личные сила и воля, а брежневская хлеб-соль.
Задача попасть по нужному члену делегации сама собой сократилась до задачи донести торжественность до хотя бы любого человека на сцене.
Делегация в эти минуты переживала сложную смесь из восторга, непонимания и ужаса.
На них по непредсказуемой траектории двигалась огромная хлебная дура на тонких ножках.
По краям дуры очень страшно торчали банты и кокошник.
Господибоже, что это, думала делегация.
Только не в меня, только не в меня, думала делегация.
Хлебяная лотерея длилась недолго.
Я с облегчением врезалась в кого-то рандомного всей буханкой, он охнул от восторга и начал падать спиной назад.
Стоявший рядом попробовал словить комплект из каравая и коллеги, но тоже не смог.
Пошла цепная реакция делегатов, никто не ожидал такой веской торжественности.
Люди в зале нерешительно захлопали - это было похоже на буффонаду, а в цирке положено хлопать.
Я слишком мала для этого дерьма, глядя на уроненную хлебом делегацию, подумала я.
Вытерла дрожащие ручонки о национальный сарафан, решила, что кланяться уже нет смысла, и с высоко поднятой головой ушла за кулисы.
Больше к мировой славе меня не тянуло.
(с) Добрая Веда
Оригинал записи на Дыбре
