Из мемуаров Ширвиндта
Nov. 9th, 2019 04:56 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
mag_i_charodey(новый учитель физкультуры потребовал приходить на урок в трусах и майках, как положено)
"Никто не придал его словам значения, и назавтра все опять явились кто в чём. Он кого-то схватил за шкирку, кому-то дал подзатыльника, кого-то чуть не убил, и мы поняли, что дело серьёзное. На следующее занятие все пришли в трусах и майках. Я тоже. Но чтобы поддержать реноме самого остроумного в школе, мне надо было всё время что-то придумывать. Я выкрал у своей бабушки, Эмилии Наумовны, длинные панталоны с кружевами внизу и кружевную ночную полурубашечку, расшитую бисером. В школе, как опытный эстрадник, взял паузу, выждал, пока все напялят на себя в закутке семейные трусы и майки и, хлюпая носами, встанут в линейку в зале. Слышу, физрук, проводя перекличку, спрашивает: "А где Ширвинх?" - так он произносил мою фамилию. "Ещё не в форме", - ответил я из закутка. "Выходи как есть", - крикнул он. И я вышел - в бабкином нижнем белье. Скандал был страшный. Я пытался оправдываться - предупреждал же, что ещё не в форме. Выгнали из школы на две недели."
* * *
"Они были очень разные. Арканов всегда считал, что Григорий (Горин) фатальный везунец (или везунчик), а он глобальный "неперешник". Примеров этому он приводил тьму. Один, запомнившийся мне, несмотря на временную давность, следующий: "Шура, - говорил Арканов, - вот тебе простой пример... Зима. 30 градусов мороза. Ночь. Улица Воровского, Центральный дом литераторов. Я выхожу из ресторана и ловлю такси. Ловлю его десять минут, двадцать, тридцать, час. Превращаюсь в ледяной столб. Никто не останавливается, а если кто и останавливается, то я ему не по пути. Выходит Гриша, тёплый и весёлый, поднимает руку, откуда-то сваливается такси, и он уезжает. Так жить нельзя".
"Никто не придал его словам значения, и назавтра все опять явились кто в чём. Он кого-то схватил за шкирку, кому-то дал подзатыльника, кого-то чуть не убил, и мы поняли, что дело серьёзное. На следующее занятие все пришли в трусах и майках. Я тоже. Но чтобы поддержать реноме самого остроумного в школе, мне надо было всё время что-то придумывать. Я выкрал у своей бабушки, Эмилии Наумовны, длинные панталоны с кружевами внизу и кружевную ночную полурубашечку, расшитую бисером. В школе, как опытный эстрадник, взял паузу, выждал, пока все напялят на себя в закутке семейные трусы и майки и, хлюпая носами, встанут в линейку в зале. Слышу, физрук, проводя перекличку, спрашивает: "А где Ширвинх?" - так он произносил мою фамилию. "Ещё не в форме", - ответил я из закутка. "Выходи как есть", - крикнул он. И я вышел - в бабкином нижнем белье. Скандал был страшный. Я пытался оправдываться - предупреждал же, что ещё не в форме. Выгнали из школы на две недели."
* * *
"Они были очень разные. Арканов всегда считал, что Григорий (Горин) фатальный везунец (или везунчик), а он глобальный "неперешник". Примеров этому он приводил тьму. Один, запомнившийся мне, несмотря на временную давность, следующий: "Шура, - говорил Арканов, - вот тебе простой пример... Зима. 30 градусов мороза. Ночь. Улица Воровского, Центральный дом литераторов. Я выхожу из ресторана и ловлю такси. Ловлю его десять минут, двадцать, тридцать, час. Превращаюсь в ледяной столб. Никто не останавливается, а если кто и останавливается, то я ему не по пути. Выходит Гриша, тёплый и весёлый, поднимает руку, откуда-то сваливается такси, и он уезжает. Так жить нельзя".
